[h1]heart story[/h1]

[indent] Хёнгман; Хyeongmang [«путеводители через тени», «хранители судьбы»; «gyeong» - «отпечаток, отголосок», символизирующий наследие и влияние духовных линий судьбы, когда как «mang» - «иллюзия, сеть» - является ассоциацией с теневым путём, ведущим к непостижимым знаниям] — вид фейри, стремительно приближающийся к исчезновению, отчего его принято считать достаточно редким, практически не встречающимся в обыденной среде обитания; ген хёнгманов - рецессивный, пассивность его настолько велика, что при смешении двух видов с вероятностью в 99,9% у пары родится кто угодно, но уж точно не врановый отпрыск; отсюда и берёт своё начало история об их редкости, а также пристрастие к кровосмешению для поддержания мало-мальской численности. Но кто же осудит их за подобную крайность ради выживания?
[indent]Предание предков гласит, что народ хёнгман происходит из слияния тени мира живых и промёрзлых просторов вечности духов - мёртвой, загробной тишины; они выходцы из суровых северных земель и морозного плача под покровом ночи, способные видеть сквозь время и пространство, взаимодействовать с тенями - их верными спутниками - и призраками, блуждающими следом в поисках упокоения, что дадут им проводники в мир потустороннего, загробного. Они изящное сплетение корейского оккультного мистицизма и скандинавской суровой проницательности, где две совершенно разные культурные грани нашли выражение в искусном трактовании судьбы и предвидении неминуемой смерти. От острого вранового взора не скрыться, он цепкой хваткой въедается в самую суть естества, выуживая все пороки, тайны и истины, вплетённые в чужое естество - прошлое, настоящее и будущее - всё это станет для них постижимым стоит им лишь обратить на себя их внимание.
[indent]Протяжный вой хёнгмана может посеять смуту, навести морок и лишить рассудка, а их слёзы обращаются россыпью крошечных чёрных камушков, подобных обсидиану [так высвобождается их остаточная мана], служащих для создания артефактов как для очищения негативной энергии - нейтрализатор, так и для сохранения призрачной тени, этакого подобия ловушек для мёртвых душ. Тьма для них является одним из фундаментальных аспектов мироздания [зло, разрушение, негативные чувства], формой физических, духовных, ментальных и информационно-абстрактных воплощений, исходящих из души [сердца или сознания], благодаря которым хёнгман управляет потаёнными чувствами живых и мёртвых существ. Оперение врановых покрыто вязкой токсичной чёрной субстанцией, концентрации яда в которой достаточно для того, чтобы временно обездвижить жертву, их кровь служит по тому же принципу, но несмотря на то, что для них самих она - безвредна, всё же процесс «производства» безболезненно не проходит: надрезы на коже даже при быстрой регенерации разрастаются замысловатыми белёсыми узорами, напоминающих скандинавскую вязь и хангыль. Хёнгманы обращаются воронами как полностью, так и частично трансформируясь [оперение прорастает сквозь их руки, а руки принимают гибридную форму огромных крыльев, благодаря которым они могут взлететь в своей человеческой форме; оперение накрывает также часть загривка, шею и плечи], что позволяет им исчезнуть, ловко скользя во тьме, словно по мягкому покрову потустороннего мира.
[indent]В основу силы хёнгманов ложится не только их трепетные взаимоотношения с тьмой во всех её проявлениях [от элементарной тени - мрака - хаоса; концентрации остаточной эссенции от живых - энергии смерти, источаемой как самим отошедшим в мир иной, так и местом, где, непосредственно, был совершён его исход; именно по этой причине они так любят места массовых захоронений, никем сторонним не осквернённых; до ярко выраженных негативных эмоций, в основу которых ложится ненависть, желание отмщения, скорбь - всё, что выжигает в живых и мёртвых последние остатки условной «человечности»], но и умение преобразовывать её себе во служение. Хёнгманы в прямом смысле «заглядывают» в душу, выуживая потаённые тайны и добиваясь непреложной истины, а прямой зрительный контакт, подкрепленный тактильным, лишает существо не только возможности противиться оказываемому влиянию, но и отвести взгляд ровно до того момента, пока не развеется «гипноз». Жертва не может соврать, оказываемое на неё давление заставляет «исповедоваться» в своём прегрешении [за один «сеанс» хёнгман может задать только один вопрос, на который жаждет получить правдивый ответ] в полном развёрнутом объёме, пытаясь достичь раскаяния. Хёнгман может повлиять на одно и то же существо лишь один раз в сутки.
[indent][indent]Танец смертельной тени — ритуал вызова мёртвых, посредством которого мудрецы получают знания из их теней. Это не просто обращение к мёртвым, а сложная церемония, основанная на чтении линий судьбы, раскрывающая их прошлое: воспоминания, эмоции и скрытые знания. Хёнгманы получают доступ к прошлому не только конкретного духа, но и становятся частью пройденного им пути [и пройденного пути его предков], перенимая на себя остаточные чувства и цепляясь за них, изрекая предзнаменования о былом и о грядущем.
[indent][indent]Облачённые тенями исполины — схожий с «танцем» ритуал, однако здесь речь пойдёт о живых. Это не только магическая практика, но и ритуал, основанный на глубоком понимании энергетических нитей, связывающих прошлое, настоящее и будущее. В момент сосредоточения они видят тонкие нити — линии судьбы — и могут интерпретировать их значение. В ходе пророческого ритуала хёнгманы получают видения — зачастую образные, метафорические, но зачастую точные — о будущих планах, опасностях и возможных исходах. Однако их видение — это не абсолютное знание, а тонкое ощущение направления нитей.
[indent][indent]Чрезмерное использование и злоупотребление способностями приводит к тому, что хёнгманы лишаются зрения [однако иные их чувства обостряются], белоснежная пелена «слепоты» стягивает их взор, не давая тем возможности как видеть реальный мир, так и перекрывают доступ к призрачному чтению нитей жизни и судеб, делая тех совершенно невосприимчивыми к большинству своих умений. В такие моменты кажется, что они максимально уязвимы и бесполезны [так по крайней мере полагал отец Хэсу] без своих «пророчеств», однако ряд бытовых умений взаимодействия с тенями у них устаётся, они всё также способны передвигаться и скрываться во мраке, растворяясь в нём единением. На восстановление может уйти как несколько дней, так и несколько недель и месяцев, в зависимости от затраченных сил, возраста и ментальной стабильности хёнгмана. Многие молодые и неопытные представители вида, ещё не окрепшие психологически, становятся жертвами собственных предвидений, воспоминание чужого пережитка жизни откладывается в памяти и становится частью их самих, что и приводит в внутреннему конфликту - хёнгманы срастаются с теми, с кем взаимодействовали прежде, и не все способны ощутить тонкую грань между собственным «я» и тем, чьим разумом они завладели. Зрение, впрочем, возвращается к ним не сразу, а постепенно: сначала они начинают видеть чёрно-белым, дальтонизм становится их спутником на недолгий срок, но в некоторых случаях остаётся с ними навсегда.

[h1]soul journey[/h1]

[indent]Дом Хэсу — призрачный, молчаливый, холодный. Корни семейных традиций глубоко прорастают внутри него, кровоточа витиеватыми линиями в знак покаяния, вечного напоминания кому служат в этих промёрзлых до самых костей стенах. Дом Хэсу — могильный дом, приглушённый гулящим сквозняком склеп, уводящий лабиринтом беспробудно вниз — в святыню, устланную урнами почивших предков, чей тревожить покой себе дороже. В доме Хэсу одно единственное нерушимое правило — не тревожить понапрасну усопших.
[indent]Пасть в немилость предков — дурное предзнаменование. Хэсу знает об этом не понаслышке.
[indent]Род Хэсу — колдовской, сплетённый оккультным мистицизмом, вероисповеданием и шаманизмом, где с малых лет обучают всем тонкостям древнего ремесла от традиций и обычаев предков до умения оценивать привычки, слабые и сильные стороны социального общества, дабы проникнуть вглубь естества каждого страждущего, идущего за ответами и помощью к могущественным и величественным прядильщикам судеб.
[indent]Хэсу видит слишком много. Хэсу знает слишком много. Хэсу слышит слишком много.
[indent]Хэсу слишком внимателен, слишком дотошен, слишком проницателен.
[indent]Всё в Хэсу от «слишком» до «много». И это играет не в его пользу.
[indent]Для отца мать Хэсу — редкое, диковинное, красивое приобретение в коллекцию, за которое ему не стыдно и не совестно похвастаться перед родственниками, друзьями, партнёрами по бизнесу и всем высшим светом, куда он вхож, а вхож он во многие уважаемые дома — аристократические, благородные, знатные; публичные, — и точно знает, как лучше всего извлечь выгоду из каждого своего знакомства. А самое главное при каких обстоятельствах и условиях лучше всего представить и преподнести её — безвольную «пустышку» в его руках, готовую на всё ради своего благодетеля, — что за звонкий мешочек увесистых золотых монет будет продана тому, кто больше заплатит: за ночь, за две, на двоих-троих — неважно. Она стерпит, она свыкнется, она не молвит и слова против. Он позже, захорохорившись собственным самолюбованием, задушит её словами о вечном — любви, преданности, верности; надеждах, мечтах, общениях, — обернувшимися для неё не глотком свежего воздуха, наивно и глупо верить в подобное, а самым что ни на есть свинцовым сахаром.
[indent]Для матери отец Хэсу — спаситель; тот, кому она будет обязана до самой своей смерти; до последнего вздоха, накинутой на шею невидимой петлёй, что она с такой же лёгкостью скинет на Хэсу и затянет потуже, не разорвать. Для неё Хэсу — единственное, что связывает её и спасителя нерушимыми узами, а она уже точно не даст им так просто разорваться. Хэсу — такая же красивая игрушка, как и она сама. И она не даст ему об этом забыть никогда. 
[indent]Мать улыбается слишком красиво, практически безупречно растягивая пухлые губы идеальной ровной линией [Хэсу видит всё сквозь эту улыбку; каждую тайну, что она за собой скрывает], её движения в танце полны плавных, неуловимо бесшумных очертаний — ещё секунда и она растворится в тени, станет одним целым с тем, что разделяет мир живых от мира мёртвых и, в финальном своём падении перед зачарованной публикой, она возродится, подобно древнему божеству, готовая изречь таинство бытия, поведать о судьбе каждого из присутствующих, рассказать о том, что в диких песнопениях поведали духи предков, мёртвые души и крики скрывающихся в ночи чёрных птиц.
[indent]Сказания матери — ритуальные песнопения далёких кочевников, предвестников судеб и хранителей мёртвой тишины — то, что передавалось из поколения в поколение; то, что нарекали оберегать от чужих; то, что она с такой отчаянной лёгкостью предала, ради любви спасителя. Дура, что сама же себя за бесценок продала тому, кто цепко ухватился за возможность воспользоваться чужой глупостью.
[indent]Мать выдаёт секрет за секретом, ритуал за ритуалом, раскрывает своё мастерство, трактует тексты древних писаний и убивает последнюю надежду на хоть какое-либо подобие свободы. Свободы, что Хэсу и так никогда не видел.
[indent]Хэсу перенимает манеру улыбаться безупречно красиво [почти что до тошноты достоверно], когда входит следом за отцом в роскошный особняк за пределами города — родовое поместье его семьи — весь из себя разодетый с иголочки во всё дорогое и лучшее, такое же безупречно траурное и чёрное, как его душа и натянутый тенью изгиб на губах. Отец, получив полное распоряжаться его дальнейшей судьбой, более не скрывает своего «ублюдка» — незаконнорождённого единственного сына, которого он в свойственной ему манере одновременно презирает, показательно, и ценит, рассчитывая на будущее толк и выгоду от талантов мальчишки. Хэсу всего лишь десять, но он кажется прожил с десяток чужих жизней: измотанный, вымученный, прожжённый на сквозь ненавистью и злобой. Чернота в нём разрастается прорастающими всё глубже крепкими корнями, на своём пути разрывая всё оставшееся живое. Хэсу — ходячий живой мертвец, за плечами которого толпа призрачных теней нашёптывает, науськивая переисполненными криками отмщения, боли, проклятий, страданий, набат неминуемой погибели тем, на кого устремлён его холодный взор.
[indent]Презрение отца затягивается на коже тонкими рубцами шрамов на бледноватой коже, выжигается густотой чёрной кровью, пролитой для ритуалов погребения — духовных преданий, связующих живую сущность Хэсу с его теневым воплощением, обитающим за чертой смерти, где все покинувшие этот бренный мир пытаются найти свой покой, но потревоженные «чужаком» вынуждены разделить с ним все тягости прошлого — знания, умения, воспоминания — они растягивают свою историю исповедью предков перед потомками: мы слышим, мы видим, мы говорим. Разговоры тишины становятся для Хэсу обыденностью, они вплетаются в естество и выражаются громче всякого крика. Хэсу — товар, красивый и безропотный, искренность улыбки которого взращивается отвращением ко всем окружающим существам и к самому себе в том числе, с затягивающейся петлёй на шее, сдавливающей любую попытку вырваться [материнский наказ подчиняться оборачивается проклятьем — исходом её предсмертного вздоха; чёртова сука] и упорхнуть. Движения Хэсу изящнее самой опытной кисэн, искусство плести истину трагичнее последнего взмаха вороньего крыла, готового устремиться в ночное небо, чтобы найти упокоение, стремительно рванув в объятья скалистых склонов — испускающий смерти вздох, что так желанно ему недоступен, разносится чарующе-гипнотизирующим голосом, мелодично растекающимся предсказанием, предзнаменованием и трактованием того что было, что есть и что будет.
[indent]Хэсу захлёбывается собственной кровью. А его взор застилает белоснежная пелена.
[indent]Плата злата дороже — слепота; лживое чувство временной свободы.
[indent]Судьба его решается достаточно быстро, у отца не остаётся иного выбора, кроме как избавиться от Хэсу во благо рода. Старейшины, считающие его неугодным и недостойным стать наследником, подготовили для него новую роль — стать супругом для дочери из благородной семьи  варанти, где умалчиваются детали выгодности проведённой сделки [отец не смеет возразить; Хэсу, собственно, плевать], что становится для самого на тогда ещё юноши неожиданным шансом на свободу. Отцу, при всём своём отрицании, приходится стянуть петлю с шеи сына и разорвать эту некогда порочную связь между ними, наложенную матерью на собственного сына — служить и подчиняться, освобождая того от оков по собственной воле; по воле, безусловного, самого спасителя. 
[indent]Хэсу смотрит на Юнону, как на жемчужину — в своём великолепии величественную, подобно морским глубинам холодной — то ли ино, чьи безмолвные слёзы скатываются драгоценными камнями, то ли имуги — божественный вестник, блаженно лелеющий своё сокровище; Хэсу ходит тенью за её тенью, взором врановым следует за каждым шагом — считывает каждое движение [Хэсу привык молча наблюдать со стороны, изучая], он с ней практически не разговаривает, они беседует на каком-то обоим понятном языке — молчаливом; Хэсу излагает мысли и чувства через сичжо, дополняя звоном каягыме — резким чётким надрывом, как прерыванием рассечением нить чужой жизни: Хэсу видит исход, предрекая неладное. Хэсу не знает, что такое свобода, но знает — она нужна Юноне; вслух о ней они никогда не заговаривали, не противились воле родственников [Хэсу вступил в этот дом без каких-либо прав; Хэсу — дополнение к Юноне, требующееся лишь для продолжения рода, с малой долей вероятности в этом союзе родится тот, кто станет на него похожим], исполняли свои обязанности, — он постигал обрядов таинство, перенимал догмы и пропитывался традициями и магией варанти, следуя за учением мудрецов иного сорта; Хусэ — прямой проводник смерти, что без путеводной не способный полностью раскрыть потенциал своих возможностей, Юнона — путевая звезда в его личной тьме, что удержит от полного перехода в иной мир и не позволит сбиться с пути, а оба они — всего лишь пешки в руках Старейшин, готовых пойти на всё лишь бы удержать при себе власть. Но Хэсу знает куда больше, чем говорит.
[indent]И Хэсу предрекает им самую страшную судьбу — вечное забвение.
[indent]Уход Юноны и Хэсу из клана пускай и был суровым испытанием для них обоих, отпустили их без лишнего боя и кровопролития, будто и не было всех тех оказываемых прежде давлений, требований и условностей, перед которыми ставили молодую пару; Юнона не предала этому особого значения, возможно списав на счастливый случай; Хэсу не стал ни в чём жену переубеждать, ведь он слишком хорошо умеет скрывать правду.
[indent]Прежде чем осесть на одном месте, Юнона и Хэсу успели побывать во многих местах, о которых прежде он только читал в книгах, изучал по атласам, слышал из уст покойников, рассматривал в чужих воспоминаниях — всё это казалось чем-то нереальным, эфемерным, не сразу возможным быть принятым на веру. Хэсу брался за всё, что только мог постичь — языки, историю, культуру, ремесло — поглощал всеми доступными и возможными способами, дабы ничего и нигде не упустить, везде и во всём сомневаясь и подозревая неладное и недоброе. Хэсу всё ещё не преуспел ни в выражении слов, ни в выражении чувств, он походит на безмолвную марионетку, двигающуюся против собственной воли, но отчего-то стремящейся к самовыражению и самостоятельности. Под влиянием Юнону меняется вся есть суть, с ней он становится значительно другим — живым подобием человека, способного на проявление хоть каких-либо эмоций, где улыбка — это не маска искажённых изгибов губ и лица, а искреннее желание осознать и прочувствовать испытываемое будь то радость или сожаление.
[indent]
[indent]● Хэсу — незаконнорождённый [и по совместительству единственный] сын своего отца, выходца из знатного рода фейри, и матери, происходящей из древнего и практически забытого вида всё тех же фейри, которого принято было считать полукровкой, хотя на деле он таковым по сути и не является; по счастливой или не очень случайности он унаследовал вид матери — хёнгман, вероятность рождения которого равна 0,01%, чем очень разочаровал отца [это позднее он понял, какой бриллиант раскопал в том навозе в дебрях чёрного рынка, откуда некогда выкупил мать Хэсу], так как среди всех его детей этот товарищ оказался единственным мальчиком, в довесок не способным стать наследником, тем самым подорвав авторитет мужчины среди родственников и лишив того возможности возглавить клан; строгий наказ мудрецов требовал, чтобы у будущего главы клана был прямой наследник мужского пола, принадлежащий их виду, а Хэсу оказался белой вороной [как иронично], став чем-то средним между породой обоих родителей; у Хэсу одиннадцать старших и восемь младших сестёр, рожденных различными женщинами, отец никогда не имел привычки с кем-либо поддерживать и хранить длительные отношения, да и в его роду полиамория была делом обыденным, закон клана позволял представителям связывать себя узами брака с несколькими партнёрами одновременно или иметь многочисленные связи на стороне, никто никого ни за что не осуждал.

• список

• из пунктов

• по одному на строку

[h1]mind control[/h1]

если есть желание, укажите здесь связь, пример поста в спойлере, пожелания по игре или информацию о себе как об игроке. если нет никакого желания, удалите этот пункт вместе с заголовком над ним.